Вторая мама: Тамара Григорьевна Медведкова

Почему-то праздник Сретения Господня для меня сокровенно близок, и я разгадал, как мне кажется, его сакральный смысл: сретение – это встречи, которые посылает нам Господь. О некоторых встречах в своей жизни я хочу рассказать. Думаю, что они от Бога.

На севере, в Архангельской области, меня назначили в Новодвинск – в рабочий город, где никогда не было храмов. В 1993 году я, тогда молодой иеромонах, получил благословение от епископа Архангельского и Холмогорского построить хоть что-то. Это было время безденежья, когда зарплаты не выплачивались по шесть и более месяцев, сбои с пенсиями, пустые полки магазинов. В местной газете «Новодвинский рабочий» публикуют мое первое интервью «Кто я, и откуда, и что собираюсь делать?».

Через два дня в молитвенный дом (здание бывшего общежития, которое мы на скорую руку оборудовали для богослужений) приходит женщина с внуком.

- Это вы отец Александр? – спрашивает она.

- Да, это я!

- А вы из Мордовии - из Саранска?

- Да! - отвечаю.

- А я с Мельцан Старошайговского района. Мы же земляки! – представилась новая знакомая, широко улыбаясь. Это была Тамара Григорьевна Медведкова.

Моя землячка пришла не с пустыми руками, принесла вкуснейшие кулебяки (рыбники). Посидели, поговорили про Мордовию. Она рассказала, как оказалась здесь. Я и не знал, что эта встреча, эта беседа подарит мне еще одну – вторую мать. Мы очень быстро подружились. Григорьевна, как мы ее потом звали, оказалась замечательной хозяйкой: пироги, блины, салаты – все отменное, пальчики оближешь; белоснежные рубахи, мои подрясники, безукоризненно чистая посуда – все было приготовлено, постирано, отглажено и помыто ее заботливыми руками. Ее любили все: наши прихожане, мои бесчисленные гости, друзья, знакомые – со всеми она находила общий язык и тему для разговора. Одного котласского художника я пригласил к себе в гости, чтобы он написал портреты нескольких дорогих мне людей.

- Григорьевна! Завтра приходи, будешь позировать, портрет твой будут писать! – сообщаю Тамаре Григорьевне.

- Чего придумал!? С меня, бабки, портрет писать? – отнекивалась моя мама.

Но все-таки сдалась (надо сказать, что за все время нашего общения она меня ни разу не ослушалась, хотя была вспыльчива). Так родился дорогой мне образ моей второй мамы, простой русской женщины. Художник уловил ее внутреннее достоинство и мудрость человека, познавшего жизнь.

Я всегда был в гуще политической жизни города. Случилось так, что «мой кандидат» в мэры Новодвинска проиграл на выборах. В разговорах я иногда позволял подшучивать над новым градоначальником, видя промахи в его работе. Даже изъяны в его манере одеваться были предметом моих насмешек. Однажды, оставшись со мной один на один, Тамара Григорьевна сказала: «Отец Александр, не говори так про мэра, нехорошо это, ты вот насмех его поднимаешь, а люди посмеются, а потом ему передадут, он обижаться будет, а ты ведь батюшка, тебе надо с ними (с администрацией) хорошо общаться». Говорила она это без упрека, без назидания, спокойно, доверительно, по-матерински. Внутри меня жег стыд, я все понял…

Да, много, много, много дала мне эта мудрая и добрая женщина, мы хорошо понимали друг друга.

Незадолго до смерти Тамара Григорьевна рассказала мне сон.

- Вижу я сон. Валька (ее покойного мужа звали Валентин) зовет меня: «Томка, пошли в дом». Ну, знаешь, как в Мордовии, аккуратненький дом, на три окна. Я ему: «Да с чего у тебя дом-то, откуда?» - «А ты же деньги посылала, я и купил». Но я в дом не вошла. Это к чему? – с вопросом смотрит на меня Григорьевна.

- Ну, вот ты молишься, он и получает там как бы деньги, дом строит, – отговариваюсь я, но прошу ее никому не рассказывать сон.

Она в это время болела, помимо сахарного диабета «скакало» давление, была слабой, плохо себя чувствовала. По прошествии двух дней, когда я вновь пришел к ней, она снова спросила меня: «А почему ты попросил мне не говорить никому? Я умру, наверно?» – сказала она, глядя мне прямо в глаза.

- Да нет, Григорьевна! Просто, если будешь кому-то говорить, скажут, вот муж тебя уже зовет, и ты станешь расстраиваться.

Через несколько дней у моей второй мамы случился приступ, и она умерла. Я был в командировке. Приехал на похороны. Ночь гроб с телом стоял в церкви, мы читали псалтирь, приходило очень много народа попрощаться. На литургии и отпевании церковь была полной. Наша встреча, которая длилась 20 лет, подошла к концу. Это были 20 счастливых лет, полных понимания и самой искренней любви.

Игумен Александр